Юбер горячо возразил:
— Эти церковники — не совсем церковники, мэтр! Это фанатики и сектанты, сумевшие незнамо как пролезть в милость к Ватикану, склонные к насилию и жадные до денег… Вспомните дело Дельмаса! И, как бы там ни было, католики нарушают закон и совершают преступления не реже всех остальных…
Прокурор отодвинул тарелку с паштетом и скривил рот в куриную гузку:
— Хорошо, оставим дискуссию о католицизме… Я только вижу, что вы снова ввязались в скользкое дело, которое неизвестно в какие дебри может завести, так позаботьтесь, по крайней мере, о процедуре, и соберите доказательства, бесспорные доказательства, которые признает суд. И заранее придумайте хорошую версию для коллег, чтобы обосновать ваш «отпуск».
Кампана едва не фыркнул: уж кого-кого, а его точно не стоило учить, как, что и кому врать, если это требовалось для дела…
Договорившись о главном, обсудив каналы связи (основной и добавочный), они с прокурором покончили с официальной частью беседы, перешли сперва к политике, потом к футболу, а когда допили бутылку и заказали вторую — к женщинам. Правда, здесь уж говорил больше месье Претр, жалуясь одновременно на жену и на любовницу, Кампана сочувственно слушал и ловко увиливал от провокационных вопросов на тему собственного семейного статуса. В голове промелькнула странная и грустная мысль о Кадоше, который никогда не лез к нему ни с любовными откровениями, ни с нескромными расспросами о личной жизни, но как-то вот всегда умел найти не только интересную, берущую за живое тему для беседы, но и доброе слово в трудную минуту, когда очередная красотка разбивала комиссару сердце…
Они с Претром расстались, когда закончилась третья бутылка. Кампана вызвал для прокурора такси, но сам отказался садиться в машину и пошел домой пешком -благо, от бульвара Монпарнас до улицы Федерации, где он проживал в доме номер двадцать, идти было чуть дольше получаса.
Ночной летний воздух, пахнущий рекой, зелеными листьями и мокрым асфальтом, протрезвил его не до конца, от кислорода в голове зашумело даже сильнее, как будто после вина Юбер пил еще и шампанское… В подъезд своего дома он вошел, слегка пошатываясь, а в кабине лифта и вовсе уперся лбом в стену, точно студент после вечеринки.
— Эк меня развезло-то… — пожурил он сам себя, пока лифт медленно полз на пятый этаж. — А все почему, спрашивается? Потому что высыпаться надо, а не шататься ночами незнамо где, и не подрываться ни свет-ни заря, как боевая лошадь, спасать очередного рыцаря, застрявшего в собственных доспехах!
Двери открылись. Кампана шагнул на площадку, направился к своей квартире и едва не споткнулся о человека, сидящего на полу, возле лестницы. Мужчина в черной мотоциклетной куртке и потертых джинсах положил руки на согнутые колени, спрятал лицо в ладонях, и то ли спал, то ли ловил алкогольные галлюцинации — и хорошо еще, если вообще дышал…
— Черт побери! Это еще что за явление природы?! — сердито закричал комиссар, обещая себе, что завтра как следует намылит голову консьержу, пропускающего в дом кого ни попадя. — Доставка работы на дом, ну надо же! А ну пошел отсюда, наркоша, пока я не вызвал патруль и не отправил тебя в участок!
— Эй, полегче, полегче, месье Юбер, — сказал голос Соломона Кадоша. — Так-то вы встречаете старых друзей? Мало того, что твой юный друг не пустил меня в квартиру и заперся на сто замков, так еще и ты грозишь опять упрятать меня за решетку? Как это невежливо с твоей стороны, дружище…
Глядя, как нежданный гость встает и входит в полосу света, Кампана, не веря своим глазам и ушам, пробормотал:
— Соломон?..
Да, человек, которого он видел перед собой, выглядел как Соломон, двигался и говорил, как Соломон — но что-то было не так, и это «не так» не имело отношения к тому, что доктору Кадошу в настоящий момент надлежало находиться в Ницце, в арестантском доме или, как минимум, под подпиской о невыезде…
— Нет, комиссар. Я не Соломон — я Исаак Кадош…
Нервы у Кампаны были крепкие, в призраков он не верил, но когда Исаак — если это действительно был Исаак, официально мертвый уже десять лет!.. — протянул к нему руку, комиссар инстинктивно шарахнулся назад, и крепко приложился затылком о стену.
«Допился, блядь…»
С губ Юбера сорвался хриплый вскрик и почти жалобный вопрос:
— К-как? Почему?..
— Потому что я жив, комиссар. Так уж получилось. Мой брат спас меня десять лет назад, и теперь я здесь, чтобы вместе с вами спасти моего брата… и Эрнеста Вернея.
Комментарий к Глава 15. Повязанные кровью
1 Яблоки и апельсины - идиома, соответствующая “в огороде бузина, а в Киеве дядька”.
2 Эрекция при удушении-довольно частая реакция мужского организма: при резком прекращении поступления кислорода в мозг, возникает головокружение и полное расслабление мышц всего тела, сопровождаемое половым возбуждением. На этом эффекте основан ряд БДСМ-практик.
Визуализации:
1. Адвокат Матье Кан:
https://a.radikal.ru/a30/1811/1d/7f97598ec294.jpg
2. Исаак при встрече с Кампаной:
https://d.radikal.ru/d12/1811/8a/d1b61d16ffa9.jpg
3. Соломон в сложных переживаниях:
https://c.radikal.ru/c00/1811/6c/4525a27ff092.jpg
https://a.radikal.ru/a22/1811/28/6d9c8ef259c7.jpg
4. Дом Кампаны на улице Федерации, вход:
https://a.radikal.ru/a35/1811/3c/b8add988e647.jpg
========== Глава 16. Пакт с дьяволом ==========
Но там, где все горды развратом,
Понятия перемешав,
Там правый будет виноватым,
А виноватый будет прав.
Гете, «Фауст»
Я так сейчас тону в потоке горя,
Что за соломинку готов схватиться.
В.Шекспир, «Много шума из ничего»
— Садись сюда. — сухо сказал Кампана нежданному гостю, проведя его на кухню, и мотнул головой в сторону продавленного дивана, стоявшего в оконной нише; это место частенько служило комиссару походной кроватью, когда срочная работа сокращала часы ночного отдыха, или попросту было лень перебираться в спальню, что обычно случалось после вечеринок с вином.
Исаак Кадош (если это действительно был он) послушно сел на диван, но держался так напряженно, что Кампана нахмурился. У него были веские основания для недовольства: он все еще не мог до конца поверить в чудесное спасение близнеца. Куда легче было предположить, что Соломон каким-то хитрым способом сумел смыться из-под стражи и теперь по-еврейски морочит старого друга, выдавая себя за воскресшего покойника.
Правда, смысла в таком обмане не было ни на грош… если на то пошло, то Исааку следовало выдавать себя за Соломона, но никак не наоборот.
Кампана покосился на сидящего мужчину — рассматривать его в упор все-таки было неловко — не зная хорошенько, что он ищет в этом странном лице с острыми и тонкими чертами, какую подсказку надеется прочесть в блестящих темных глазах, какую правду вызнать о прошлом и настоящем обоих братьев?..
Мысль, что Соломон лгал ему на протяжении всех этих лет, вызывала ноющую боль в левом виске. Близкий друг, можно сказать, боевой товарищ, если вспомнить их
